« На московском канале я обнаружила нечто новое.
Толстый усатый дядька, похожий на Тараса Бульбу, со знанием дела говорил о женских проблемах.
Я поудобнее устроилась в подушках, открыла банку чипсов «Принглз» и стала слушать. Через три минуты чипсы застряли у меня в горле.
— Дело в том, — доверительно вещал психотерапевт, — что после тридцати шансы у женщины на счастье практически сведены к нулю.
Всего пять процентов женщин после тридцати могут выйти замуж, у них сужается круг общения, все сводится к простому «дом — работа».
Они разучиваются кокетничать, от них перестают исходить такие особые женские токи, этакие флюиды притяжения.
И это придумал не я — все ученые от Гренландии до Австралии доказали, что пик женского обаяния приходится на возраст от двадцати пяти до двадцати восьми лет.
В устах доктора эта фраза прозвучала как смертный приговор.
«Какой наглец!» Во мне все закипело, я отбросила банку с чипсами и схватила мобильный телефон.
Пока я набирала номер телефона студии, трубка тряслась у меня в руках, и я еле попадала на нужные клавиши.
Удивительно, но я дозвонилась и мой звонок переключили прямо в студию.
— Добрый вечер. — Мой профессионально поставленный голос заполнил все уголки студии.
— Правильно ли я поняла господина Налеева, что после двадцати восьми женщине ничем, кроме нотариуса, интересоваться не надо?
— Почему нотариуса? — Усы психотерапевта зашевелились.
— Потому что вы не оставляете ей никакой надежды.
Ей, бедняжке, только и надо составить завещание и не ждать от жизни больше никаких приключений!
Вы вообще осознаете, — я снова бросилась в атаку, — что сейчас делаете? Вы же врач, и ваш принцип «не навреди!».
— Но у женщины после тридцати есть, как правило, семья, работа, уже, к сожалению, престарелые родители, хобби, в конце концов!
Доктор взял себя в руки и говорил спокойным, умиротворяющим тоном.
— Представьтесь нам, пожалуйста, — перехватила инициативу ведущая, — сколько вам лет, какая у вас профессия?
— Меня зовут Лариса, мне тридцать три, я переводчица...
— Ага, вы были замужем, но очень короткое время, а теперь живете одна? — осведомился психотерапевт.
— Ну и что? — опешила я от такой прозорливости.
— Вы, несомненно, профессионал, по роду своей деятельности должны быть в хорошей психической форме, но можете ли вы припомнить, как давно вами искренне восхищались, говорили от сердца комплименты, влюблялись наконец? — продолжил сеанс ясновидения Налеев.
Я подавленно молчала.
— Вот видите, вы являетесь живым подтверждением моих слов.
Тридцать лет для женщины — серьезный рубеж.
Во времена Пушкина тридцатилетних женщин называли старухами... Конечно, в наш век границы собственно старости отодвинулись намного дальше... — разливался соловьем врач.
— Да, Америки не открыл, ляпнул расхожее утверждение, притом весьма и весьма спорное! — констатировала я, и сидящие в студии вздрогнули.
Оказывается, я все еще была в эфире.
— Что вы скажете о Долиной, Пугачевой, которые живут с молодыми мужьями? Ведь не все мужчины альфонсы, прилетевшие на свет славы своих жен.
— Да, — хитро улыбнулся врач, — но названные вами героини неоднократно проходили курсы омоложения, липосакции и еще бог знает чего, потому что природа исчерпала свои ресурсы и одной силой ума и славы им молодых мужчин все равно не удержать.
— Удивительная самоуверенность! — выдохнула я.
— Но ведь вы сейчас произносите нужные слова, как из роли, которую вам предстоит сегодня отыграть.
Через час в роли просто мужчины вы будете смотреть на женщин совсем другими глазами — и на двадцатилетних, и на тридцатилетних, не так ли? Сами то вы женаты?
— Хм, — доктор разгладил усы, — уже нет.
Налеев многозначительно взглянул на ведущую передачи: — Я вижу, наше время истекло, да?
Ведущая сглотнула слюну. Передача закончилась, пошла заставка, я отключила мобильный телефон и задумалась.» (с) пёрто.
П.С. Мужчины кто так думает, как врач Налеев, что женщина после 30 лет не производит впечатление обаятельной, достойной хорошего романа женщины?
Словом, не может волновать мужчину.
Что от женщины перестают исходить такие особые женские токи, этакие флюиды притяжения.
Кто так думает, тот сволочь или гей.